Карманник

Главный герой — идейный карманник — не хочет работать как все и не может как все любить Он ведёт себя так, будто весь мир — игра со скрытыми правилами, а люди — фигуры в шахматной партии, которую он уже заранее проиграл. Его руки живут своей жизнью, сами выбирая, в какой карман залезть — “Карманнику” важны не сами преступления, а их хореография. В этом странном танце жестов рождается не история преступления, но опыт наблюдения, лаборатория чистоты: очищенного жеста, очищенного слова, очищенного взгляда. Камера здесь не хочет быть замеченной, а непрофессиональные актёры — не играют, а просто действуют в кадре. Есть лишь движения, пустоты между ними и монтаж, превращающий всё это в поэзию.
 

Брессон о “Карманнике”: Люди не понимают, что творчество — это в первую очередь сокращение, отжимание лишнего. Это необходимость выбора. Самое страшное для фильма — это неряшливость, перегруженность, беспорядок. Слишком много несовместимых вещей оказывается в этом котле. Вдобавок вмешивается драматическое искусство (которому тут вовсе нечего делать) и окончательно путает все карты. Я же стараюсь уловить реальность, фрагменты реальности в как можно более чистом виде, а затем раскладываю их в определенном порядке. От этого у неподготовленного зрителя может создаться ощущение аскетизма и сухости, которое он не испытывает от обычных фильмов и которое может его сильно озадачить в сравнении.